Рецензия театрального критика на премьерный спектакль «Тартюф»

Весь мир — цветущий сад, а люди — оборотни

«Тартюф» Ж.-Б. Мольер.
Тюменский Большой драматический театр.
Режиссер Александр Баргман, художник-постановщик Елена Жукова.

«Тартюф» — восьмой спектакль Александра Баргмана в Тюменском театре драмы. Первым был «Мольер» Булгакова, поставленный в 2011 году. Спустя почти десять лет история взаимоотношений режиссера и театра перешла от автора к его произведению.

Баргман в этом спектакле играет не только с театральной темой (вообще близкой режиссеру), но и со временем: с одной стороны, заложенное в пьесе классическое триединство, а с другой — такие подмигивания из будущего, создающие рамку для действия. В структуре спектакля есть пролог и эпилог. И вот уже в первой сцене, еще при закрытом занавесе, герои собираются на представление «Дон Жуана» Мольера, разыгрываемое с помощью перчаточных кукол на ширме. И это первый привет из будущего: пьеса «Тартюф» написана Мольером в 1664 году, а «Дон Жуан» — годом позже.

Все в этом спектакле — сплошная театрализация. Когда раздвигается занавес, за ним оказываются еще два — они поднимаются под колосники друг за другом, постепенно полностью открывая сцену. Центральный элемент сценографии (художник Елена Жукова) — ряд портальных арок, создающих перспективу еще большего углубления сцены. За ними, на арьерсцене, большой экран, светящийся цветом утреннего неба (художник по свету Тарас Михалевский). С одной стороны, создается впечатление открытого горизонта и бескрайности пространства, его бесконечности. С другой, сценография сразу отсылает к театру классицизма с его статичными декорациями и изобразительными фонами в глубине сцены. Спектакль вообще не копирует, но стилизует и обыгрывает приметы театра XVII века — это и уравновешенность сценической композиции, которая как бы выдвигает актеров на первый план, и трактовка костюмов. У героев есть и кудрявые парики (правда, красного цвета), и жабо, и пышные платья, на которые нанесен цветочный орнамент, по стилистике близкий к эскизам модных сегодня татуировок.

В начале вообще все на сцене — сплошной цветущий сад. На разнокалиберных столах, расположенных под аркой и напоминающих извилистую дорогу, стоят вазы с цветами, на самой арке — тоже цветы, а под ногами героев — лепестки. Это светлый и нежный мир.

Кроме персонажей, сочиненных Мольером, на сцене постоянно присутствует Пьеро (Егор Медведев). Один из самых известных героев французского площадного театра, закрепленный в массовом сознании в первую очередь как печальный мим, изначально все-таки был хитрецом, добивающимся своего с помощью лицемерия. В спектакле он становится эдакой квинтэссенцией лицедейства: на всех маски, и все не те, кем кажутся. Пьеро за все действие трижды меняет костюмы: белый, красный и черный (основные цвета спектакля) — он олицетворение и беззащитной наивности, и губительной страсти, и трагизма мира.

Еще одна аллюзия на тему предательства — это открывающая второй акт сцена, где герои располагаются за длинным столом, повторяя композицию «Тайной вечери» Леонардо да Винчи.

Баргман не ставит комедию, хотя в спектакле есть иронические отступления (например, при каждом появлении на сцене Валера раздается голос, как на старых видеокассетах с плохим переводом, сообщающий, что эту роль исполняет Александр Кудрин). В центре внимания оказывается Оргон, которого Сергей Скобелев играет как настоящего трагического героя. Остальные актеры, существующие на дистанции со своими персонажами, становятся обрамлением к трагедии одного конкретно взятого человека. Оргон — персонаж, созданный Скобелевым с психологической достоверностью. Он проходит путь от уверенного, почти деспотичного отца семейства до обманутого и раздавленного человека.

Здесь все постоянно то надевают, то снимают маски — нет ничего истинного в этом мире. Так, Клеант (Александр Тихонов) — человек услужливый, с мелкой и осторожной, даже боязливой пластикой, с тихим вкрадчивым голосом — в разговоре с Оргоном вдруг преображается. Он выпрямляется, будто бы физически становясь больше, и твердым металлическим голосом обличает мироустройство. Он стоит на авансцене, и его речь обращена в зрительный зал — он ни разу не смотрит на Оргона.

Кажется, что все происходящее — лишь фантазия Оргона, его собственный внутренний монолог — то, что он сам понимает, но не дает себе в это поверить. Он обманывается с радостью и упоением, найдя себе идеал — Тартюфа, — тот недостижимый образ, к свету которого хочется приблизиться, святость и непорочность которого позволяют верить в то, что мир на самом деле цветущий сад.

Еще одна сцена, в которой Оргон делает не то, что чувствует и думает, — та, в которой он проклинает Дамиса (Виталий Илюшкин). В действительности он выгоняет сына из дома, холодно и жестко, а в душе — нежно обнимает сначала его, а потом и ту пустоту, что осталась под руками, когда из них выскользнул сын. Переходы персонажей от масочного существования к реальному и наоборот имеют разный характер: одни — бытовые, другие — поэтичные, озвученные музыкой и поддержанные переменой света (задник становится темным, как ночное небо, а лучи света от верхних прожекторов становятся ярче, как сияние звезд).

Если остальные герои то снимают, то надевают маски, то Тартюф (Николай Аузин) — не просто притворщик, а настоящий оборотень. Он появляется на сцене тихой поступью, на цыпочках, на полусогнутых ногах, но увидев Эльмиру (Наталья Никулина), мгновенно перевоплощается. Он весь — воплощение порока, страсти животной и неконтролируемой. Он то прыгает, как хищник, завидевший добычу, то извивается, как змея. Голос его от притворно-высокого становится низким, хриплым и уверенным. Тартюф здесь — образец маскулинности, ни на одну секунду не возникает сомнения в том, что он способен взять все, чего захочет, и добиться всего, чего пожелает.

Все герои, вписанные в нежный цветущий мир, выглядят утрированно карикатурными: с самого начала становится понятно, что либо мир притворяется, либо они. С развитием действия сценография меняется: она кружится на поворотном круге, как бы позволяя разглядеть этот мир со всех сторон. Так, в первой сцене Тартюфа и Эльмиры арки разворачиваются в диагональ по отношению к зрительному залу, более всего напоминая не то келью, не то пещеру. После изгнания Дамиса они расположены фронтально — теперь это огромные колеса, которые вот-вот покатятся и сметут все на своем пути.

Разоблачение Тартюфа Эльмирой решено здесь как длинный пластический этюд: она располагается на столе, как жертва, которую приносят на заклание, на алтаре. То Оргон, то Тартюф тянут ее на себя с разных концов стола, будто она неодушевленный предмет. Прозрев, Оргон поднимает с пола красное платье жены, небрежно бросает на нее, и оно алеет, как огромное кровавое пятно на ее теле.

Оргон, как это бывает с людьми, которые не защищаются в драке, но инстинктивно группируются, стремясь занимать собой как можно меньше пространства, сгибается под ударами судьбы. Происходит такое развенчание мифа отца семейства — с него слетает вся шелуха, все маски, он абсолютно беззащитен перед миром. Мир тоже преображается, лишаясь былой праздности: после обвинения, предъявленного Оргону, монтировщики в открытом приеме уносят со сцены все столы. Арки возвращаются в свое первоначальное положение, но теперь на них нет никаких цветов — от них остался один каркас, выгоревший и обугленный. И даже он не выдерживает: арки размыкаются — мир дает трещину. Он больше не притворяется цветущим садом — он темный, неприглядный и очень неуютный. Принесший добрую весть о помиловании Оргона Офицер (Игорь Гутманис) здесь, скорее, финальная насмешка: мир уже рухнул, никакой радости быть не может. Оргон уничтожен, и спасение пришло слишком поздно — тогда, когда ничего и никого уже не спасти.

В эпилоге композиция закольцовывается еще одним театром в театре: Тартюф сидит на стуле, расположенном на авансцене, и смотрит на завершение спектакля. Занавес закрывается, а он остается. Весь мир — театр. Все люди — маски. Все — ложно. И никто не знает, есть ли в этом мире правда.

Текст:АЛЕКСАНДРИНА ШАКЛЕЕВА

 Фото:  Вадим Балакин.

Справка. Государственное автономное учреждение культуры Тюменской области «Тюменское концертно-театральное объединение» создано 7 апреля 2014 года. В структуре ТКТО объединились пять государственных учреждений культуры: Тюменская филармония, Тюменский театр кукол, Большой Тюменский драматический театр, Тобольский драматический театр имени П. П. Ершова, Дворец культуры «Нефтяник» имени В.И. Муравленко. Генеральный директор объединения – Надежда Казначеева.